Восток: философия, религия, культура
научно-теоретический семинар

Семинары
Меню сайта


28.03.2024, 21:02
Главная » Семинары

09.12.2006
08.01.2010, 19:34
В. В. Емельянов, д.ф.н., доцент восточного факультета СПбГУ.

"О кризисе современной ориенталистики"

Уже несколько десятилетий мы присутствуем при нарастающем кризисе академического востоковедения. Исследования проводятся либо по инерции, либо за деньги, получаемые от фондов поощрения науки. Кадры неуклонно стареют, молодых почти нет. Дело не только в недостаточной оплате труда востоковедов, но и в недостаточной привлекательности ориенталистики для молодёжи. Чтобы выйти из кризиса, нужно рассмотреть наиболее значительные его аспекты, что я и попытаюсь сделать в этих заметках.

Прежде всего, почему кризис происходит в ориенталистике и не происходит в истории или филологии? Вероятно, потому, что востоковедение не является самостоятельной наукой, а представляет собой комплексную дисциплину, использующую методы филологии, источниковедения, искусствоведения, этнографии и археологии. По востоковедению нельзя защитить диссертацию или стать членом Академии: научное исследование или баллотировка осуществляются по историческим, филологическим или философским наукам. Что же тогда такое востоковедение? Надо полагать, что это метадисциплина, возникшая на основе специфического отношения западной цивилизации ко всем незападным культурам и народам. И эта метадисциплина сегодня терпит кризис именно потому, что меняется соотношение сил в мировой цивилизации, исчезает старое представление о Западе и Востоке, а вместе с ним - тот классический европейский ориентализм, основные характеристики которого выявил в своем исследовании Э.Саид. Кризис ориенталистики как западного взгляда на Восток дополняется сегодня кризисом социальной роли востоковеда, коренным изменением материальной базы исследования и значительными проблемами в содержательной части исследования. Таким образом, следует различать в кризисе ориенталистики социальную, материально-техническую и научно-теоретическую стороны.

Социальный облик востоковеда за пять веков существования этой дисциплины претерпел существенные изменения. В XVI-XVIII вв. это был монах-миссионер, ставивший своей целью обучение инородцев-иноверцев азам христианства и навыкам европейской культуры. С конца XVIII в. практическое назначение востоковедения уступило место чистому познанию, и ориенталист стал академическим ученым, любящим народ, историю которого он изучает. Складывается тип востоковеда-путешественника, изучающего не только памятники, но и жизнь современных ему восточных обществ. По мере развития ориенталистики как науки в ней сложилась специфическая традиция, которая связывала молодого специалиста уже не с объектом своего исследования, а с кругом своих предшественников и учителей. Чем больше становилось школ и кафедр, тем более ориенталист стремился к воспроизводству полученных им навыков и методов в собственной национальной академической среде. К середине девятнадцатого столетия в европейской культуре сложились многочисленные национально-ориентированные востоковедные школы. После этого началось их сплочение со структурами государства, что дало эпоху второго миссионерства, на сей раз уже не религиозного, а экономического. Появился новый тип востоковеда - востоковед-эксперт. Востоковеды стали инструкторами колонизаторов и шедших за ними бизнесменов, они учили дипломатов и были проводниками геологов. Так продолжалось до начала двадцатого века, когда ориенталистика осознала свою задачу в изучении Востока как наиболее фундаментальной части всеобщей истории человечества. Парадоксальным образом, в результате такого осознания связь востоковеда с Востоком была потеряна навсегда: для поддержания своего реноме специалисту было достаточно только общения с коллегами и работы в западных музеях; контактов с представителями восточной интеллигенции он не имел или почти не имел, а изучаемый народ не любил совсем, предпочитая ценить только его культурные достижения. Так возник востоковед-теоретик, который на протяжении всего прошедшего столетия все более обособлялся, замыкался в себе, дружил не с людьми, а с книгами и рукописями и превращал свою науку в своеобразное "искусство для искусства". Именно востоковедение было максимально близко к образу придуманной Г.Гессе Игры-в-бисер, именно его магистры сидели в башнях из слоновой кости и старались всячески отгородиться от проблем современного человечества. И вот дело дошло до того, что само это человечество сочло ориенталистику малопривлекательной и отвернулось от нее.

Сегодняшний востоковед воспринимается обществом как чудак, не приносящий ему никакой пользы, а лишь иногда развлекающий серьезных людей своими сказками. Услугами востоковеда давно не пользуются политики, военные и бизнесмены, предпочитая инструктаж путешественников, разведчиков и системных аналитиков. В результате закрываются кафедры, сокращается или вовсе прекращается финансирование сугубо ориенталистических проектов, а научные работники, занятые своим странным делом, беспрепятственно списываются в маргиналы. Так обстоит дело с социальной эволюцией востоковеда.

Материальной базой востоковедения всегда были рукописи и памятники искусства, вывезенные с раскопок и хранившиеся в национальных музеях. Карьера академического востоковеда во все эпохи предусматривала издание музейных текстов, сопровожденное их научным комментарием, а также музейное хранение самих этих уников. За издание редкого текста шла борьба между представителями различных стран и школ, приоритетом в ориенталистике всегда считалось первое издание текста или статуи. На втором месте по значимости шли грамматики и словари восточных языков, а также исследования частных проблем, материалы к которым подбирались в течение многих лет, а иногда и десятилетий. Чтобы полностью учесть источники по изучаемой проблеме, специалист должен был объехать все крупные музеи, составить личную картотеку по текстам, памятникам и библиографии, сделать несколько видов указателей. На третьем месте оказывались общетеоретические работы, менее которых востоковедами ценятся только научно-популярные книги. Ничто так быстро не стареет, как идеи и теории, и ничто не приносит такой пользы науке, как работа над конкретным памятником истории. Поэтому национальные школы ориенталистики всегда считали своими основными достижениями проведение раскопок, издание памятников, каталогов и словарей.

Что же произошло в последние десятилетия? Настоящий переворот и подлинный кризис всей материально-технической базы востоковедения. Прежде всего, вещи с раскопок больше нельзя вывозить, поэтому музеи Европы и Америки не будут легально пополняться новыми экспонатами. Во-вторых, все музейные коллекции постепенно издаются в электронном формате на сайтах или на компакт-дисках. Это означает, что борьба за уники бессмысленна, поскольку каждый желающий может детально изучать их в компьютерном виде. Не нужны больше стажировки в музеях (они останутся актуальными только для хранителей), не понадобятся и карточки, поскольку все нужные слова можно найти и превратить в словарь, не отходя от монитора своего компьютера. В-третьих, создаются словари и текстовые базы данных, позволяющие с огромной скоростью подсчитывать и анализировать употребление слова в той или иной группе текстов. Это многократно упрощает всю предварительную работу, но, вместе с тем, почти сводит на нет всю процедуру поиска, расчищая место для собственно научного творчества. В-четвертых, при таких условиях возможно множество альтернативных изданий одного и того же памятника и огромное количество контекстных словарей по отдельным группам текстов. Сделать все это не представляет труда для специалиста. Но здесь-то и таится самая большая проблема - психологическая. Настоящий ученый всегда ищет трудную задачу, проблему, до решения которой нужно дорасти; задача же посильная его расхолаживает, лишает интереса и стимула к работе. Слишком многое в современном востоковедении становится просто, чтобы оно привлекло людей недюжинного ума. В результате по-настоящему интересны только два вида востоковедного труда, относимые уже к области научного творчества - теоретические работы и научно-популярные книги.

Перейдем теперь к научно-теоретическим достижениям ориенталистики. Их можно разделить на две большие группы. Первую группу составляют исследования, находящиеся в границах узкой специальности. Вторая группа - труды, вписывающие историю и культуру стран Востока в контекст всеобщей истории человечества. Оставив в стороне обработку текстов и комментарии к ним, обратимся собственно к востоковедной теории. И тут обнаружим, что филологическая ориенталистика всегда плелась в хвосте классической и современной филологии, а историческая ориенталистика находилась в плену европейских социологических, психологических и философских идей. Востоковедению так и не удалось разработать собственную историческую теорию, зато его конкретные исследования помогли историкам определить место восточных обществ во всемирном историческом процессе. Однако в области филологии и истории философии частные теории востоковедов внесли существенные поправки в обобщающие построения западных ученых, что привело к возникновению лингвистической и философской компаративистики.

В наше время социологическое востоковедение, увлекавшееся борьбой классов и общественных элит, уступило место культурологическому, представляющему собой привлекательную смесь религиоведения, эстетики и этнопсихологии. Культурологическое востоковедение рассматривает все сферы деятельности любого из народов Востока как проявления единого культурно-исторического типа, обладающего пространственно-временными и этико-эстетическими константами. Современные теоретические работы характерны акцентом на миролюбивом характере цивилизаций Востока, им присуща глобалистская трактовка Востока как значительной части мирового сообщества и первого этапа в прогрессивном развитии человечества. Вместе с тем, нужно выделить тенденцию к противопоставлению категорий культуры Востока западным и основанное на этом утверждение о невозможности полного взаимопонимания между мыслителями Запада и Востока. Появляются даже работы о различиях в генерации смыслов, основанных на различно интерпретируемой формальной логике у народов Востока и Запада. Все исследования подобного рода подводят читателя к проблеме Диалога между двумя различно мыслящими собеседниками, прививая уважение к чужой мысли и непохожим взглядам.

Однако нужно сказать, что в современной социально-политической действительности постепенно исчезают такие реалии, как Восток и Запад. Восток постепенно переезжает на Запад, и по мере усиления миграции все меньше остается в мире чистого "Востока" (как давно уже нет чистой первобытности). Восток воспринимает необходимые ему достижения западной культуры, Запад постепенно обволакивается восточными традициями. Одновременно с этим происходит разрушение национальных государств и, как следствие, национальных научных школ ориенталистики. Этноконфессиональные границы тоже размываются: отныне западный человек может быть мусульманином или буддистом, в нем самом вступают в диалог прежние Восток и Запад. Чтобы изучать Восток, западному человеку достаточно просто позвонить в дверь соседней квартиры на своей лестничной клетке.

Но Восток исчезает не только пространственно, но и идейно. Современный Восток не производит никаких самостоятельных идей, не делает собственных открытий. Он выдает либо агрессивные социально-политические доктрины, инспирированные западным радикализмом, либо откровенные литературные подделки под Запад. Таким образом, современный Восток становится неинтересен западному ученому, который несет в себе свой образ древнего, "истинного" Востока. Экзотика и тайна разрушаются, и открывается голый политический каркас. Но этот каркас - не что иное, как зеркало, в котором отражается прагматическое сознание современного Запада. Этот Запад не умеет видеть в Востоке ничего, кроме свойственных самому себе идей и представлений. Потому современный Восток и повернулся к нему не самой привлекательной своей стороной.

Научно-популярные книги о Востоке - не только бизнес, как думает большинство. В такой форме можно передать те идеи, которые еще нельзя доказать за малым количеством источников, но которые уже стучатся в дверь современного культурологического востоковедения. Именно здесь всегда хранились и хранятся заготовки как для будущего философствования о Востоке, так и для частных академических исследований. За отсутствием интересных большинству серьезных исследований Востока научпоп выполняет свою постоянную функцию вовлечения молодежи в процесс постижения Востока, обволакивает, очаровывает, увлекает и подвигает к более углубленному изучению его истории и языков. Можно сказать, что именно в этой области спасается сегодня живая, не закосневшая под грузом знаний и традиций научная мысль. Должна пройти эпоха, прежде чем эта мысль выскользнет из легковесной и привлекательной формы научпопа и внедрится в толщу научной литературы. Остается надеяться и ждать…

Итак, нет прежнего Востока, нет национальной ориенталистики, чудак-востоковед списан в маргиналы современного общества, востоковедением можно заниматься, не отходя от домашнего компьютера, профессия потеряла свой романтический ореол, а в области теории оказалась не вполне самостоятельной и даже конформной дисциплиной, идущей в хвосте социальной философии и новых филологических теорий. Однако, главное все же не в этом. Самый страшный удар по ориенталистике наносит сознание того, что ничего принципиально нового в рамках этой дисциплины сделать нельзя. Востоковед может только несколько подправить уже сложившуюся картину всемирной истории в период развития письменности. Передним краем науки становятся дисциплины, позволяющие проследить историю человечества до изобретения письма - такие, как палеоклиматология, диахроническая лингвистика, археология, специальные методы искусствоведения. Методы гуманитарных наук все более объективизируются, в результате чего можно заглянуть в историческое бытие народов, на десять тысяч лет удаленных от эпохи возникновения первых государств. Однако заглянуть в сознание этих народов с помощью перечисленных дисциплин и методов пока не удается. И здесь возникает вопрос, который сама история обращает к ориенталистике в надежде на ее помощь: как можно и возможно ли вообще изучить сознание древнейшего человека на материале памятников Востока? Кроме того, можно ли на этом материале построить объемную модель развития восточных обществ с выделением наименее изменчивых черт их развития за десять тысяч лет истории населения в данном ареале? И как возможно согласовать данные естественных наук со свидетельствами письменных памятников о наиболее древнем периоде в истории Востока? Если ориенталистика сможет воспринять этот новый вызов человеческой мысли и отправиться в новый поиск, - она преодолеет тот многосторонний кризис, в котором находится на протяжении последних двадцати лет.

Впрочем, может случиться и так, что все эти новые поиски окажутся не более чем кратковременной модой, подобной социологизму 1920-х или структурализму 1960-х годов. И по прошествии времени вновь станет ясно, что нет ничего вернее, чем хорошо переведенный текст и правильно понятый исторический факт. Может быть, и так. Но востоковедение никогда уже не станет прежним, поскольку новые моды и заблуждения обогатят его идейно и дадут специалистам новый угол зрения на привычный предмет. Таким образом, ориенталистике, несмотря на весь ее современный консерватизм и скепсис, все равно предстоит поход в новое.

Становится необходима философия востоковедения. Большинство сфер научной деятельности уже имеют свой орган рефлексии в виде философии физики, химии, биологии, филологии, истории. Это не философствование около науки, которое присуще профессиональным философам, не вовлеченным ни в одну из конкретных научных дисциплин. Скорее, это осмысление истории и методологии частной науки со стороны ее специалистов. Такого рода работа была бы спасительной в период общего кризиса мировой ориенталистики. Без оглядки на себя, без критической оценки своего прошлого она может надолго оказаться нежизнеспособной.


Добавил: Vestav
Просмотров: 778 | Комментарии: 3
Всего комментариев: 1
1 Иван  
0
Может и так, но важны этнографические исследования.

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
© 2010 Кафедра философии и культурологии Востока
Сайт создан в системе uCoz